Известна формула Евтушенко: «Поэт в России больше, чем поэт». Думается, её он доказывал всем своим творчеством, когда, считая себя поэтическим наследником Маяковского, сражался со всякой дрянью. Вспомним Н.А. Некрасова: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Евтушенко взял на себя смелость быть и тем, и другим: в его лирике почти всегда присутствует гражданский посыл. Находим мы его и в глубоко лиричном стихотворении «Любимая, спи»: «Любимая, спи… Мы на шаре земном, свирепо летящем, грозящем взорваться…». И в «Балладе о выпивке»: «Жлобам и жабам вставим клизму, плывём назло имперьялизму?!». И даже в «Балладе о стерве» поэту мало найденного им сильного образа мраморного айсберга с вертолётом внутри — он заключает его моралью, что только несчастья учат людей быть «чище, добрей». Таков гений Евтушенко: он и лирик, он и публицист разом.
Впервые чтение стихов Евтушенко я услышал году примерно в 1967, когда к нам в гости пришла мамина подруга и коллега по работе Евгения Петровна Виноградова. С ней пришла дочь Анна. Она жила и работала в Москве, была замужем, носила фамилию мужа Голуб, с ней были её маленькие дети Маша и Боря. На меня тогда произвело большое впечатление, как она читала стихи Евтушенко «Идут белые снеги» и «А снег повалится, повалится». Эти и другие его стихи, по её словам, любила и знала вся Москва. Фильм «Москва слезам не верит» точно передаёт то время: живой Андрей Вознесенский читает стихи у памятника Маяковскому, телеоператор Родион говорит: «Много талантливой молодёжи появилось: Женя Евтушенко…». Действительно, тогда это имя было у всех на устах.
Позже, в студенческие годы, нашему поколению ещё были близки «Москва-товарная» и уже названные выше баллады, но как-то и всё – наступила другая эпоха. Однако феномен шестидесятых, когда поэзия приковывала внимание огромных аудиторий и велись споры физиков и лириков, остался навсегда в духовной истории страны. Евтушенко был не из последних бойцов на подмостках этих аудиторий. Стала привлекать его поэзия и композиторов. Вот лишь несколько песенных шедевров на его стихи: «Хотят ли русские войны?», «Со мною вот что происходит», «Следы», «Серёжка ольховая». Перечислять можно ещё долго. Отрадно, что эти песни звучат на наших фестивалях «Ретро». Многие вязниковцы помнят также, как читал известный актёр Владимир Стеклов «Казнь Стеньки Разина» — главу из поэмы Евгения Евтушенко «Братская ГЭС» на одном из недавних Фатьяновских праздников. Такое, действительно, не забывается.
Несколько лет назад мне посчастливилось побывать на встрече с Евгением Евтушенко в зале областного драмтеатра. Последнюю четверть века он жил в Америке, изъездил её вдоль и поперёк, побывал, по его словам, во всех штатах; читал лекции о литературе и кино, но в Россию наведывался регулярно. И эта встреча во Владимире была не первая, но, увы, одна из последних. На сцену он вышел, опираясь на палочку и на руку взрослого сына – сказывалась недавно перенесённая операция.
Он рассказывал о своих поездках по Америке, встречах с интересными людьми, в том числе и с Габриэлем Гарсиа Маркесом, Нобелевским лауреатом, автором культового романа «Сто лет одиночества». Евтушенко тоже номинировался на эту премию, однако стал лауреатом другой, в поэтических кругах весьма престижной премии Вергилия — об этом он сам сказал в одном из последних своих телеинтервью. На той же встрече был вопрос-просьба из зала назвать наиболее значимого сейчас поэта. Прозвучал ответ: «Евгений Рейн». Но не эти разговоры запомнились, а то, как Евгений Александрович прочитал своё, недавно написанное стихотворение о футбольном матче СССР – ФРГ 1955 года, когда «войну в себе убили инвалиды». Сделал он это страстно, с высоким поэтическим накалом. Действительно, такое написать и так прочитать написанное мог только Евтушенко. Это потрясало.
Сейчас, когда прервался земной путь поэта, многие в память о нём обязательно перечитают его стихи: что-то вспомнят, что-то откроют заново. Случайно или нет, первая книга из его трёхтомника открылась на стихотворении «Последний мамонт», написанном в 1956 году. Вот его начало:
«Ступал он трудно по отрогу
над ледовитою рекой.
Их было раньше,
гордых, много,
и был последний
он такой…».
И характерное завершение:
«О, знали б люди эти если,
что мамонт, грозен и суров,
потомкам будет интересней
всех исполнительных слонов
и что, испытанные в битве,
когда он мчался напролом,
ещё не сдавшиеся бивни
храниться будут
под стеклом!
В заключение хочется вспомнить слова Тютчева:
«Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовётся,
И нам сочувствие даётся,
Как нам даётся благодать…».
Нет сомнения, что поэтическое слово Евгения Евтушенко отзовётся в сердцах новых поколений и останется с нами, «пока движенье будет миру сродно».
Комментарии