Владимира Курчаткина знают и уважают земляки. Как художника-миниатюриста, иконописца и портретиста, работы которого хранятся во многих музеях, российских и зарубежных частных коллекциях. А ещё он выпустил стихотворный сборник, пробует себя в прозе, исполняет романсы и поёт в церковном хоре мстёрского Свято-Никольского храма. Словом, человек многих талантов.
С Владимиром Анатольевичем мы договорились беседовать не столько о событиях, укладывающихся в строки биографии, сколько о сохранении традиций народных художественных промыслов и взглядах художника на прошлое и настоящее.
— Владимир Анатольевич, Вы с теплотой вспоминаете детство и юность, проведённые в окрестностях Мстёры и самом посёлке. Был ли у Вас шанс не стать художником?
— Думаю, что не было другого пути. Честно говоря, я родился в Костромской области, но на самом деле это просто случайность, которая для меня ничего не значит. Все корни мои здесь. Мама родилась в деревне Городок близ села Акиньшино. Сейчас этого населённого пункта уже не найти, но на старинных картах военного топографа Александра Менде он есть. Городок, кстати, состоял практически из одних крестьян Курчаткиных. Где-то в 30-х годах прошлого века мой дед Василий Степанович самостоятельно, на одной лошади перевёз из Городка свой дом – внушительный, плановый, шесть окон по фасаду – на улицу Ленина во Мстёру. Удивительно, как ему это удалось! Но факт остаётся фактом — новое место и стало нашим семейным гнездом.
Сейчас бы сказали, что переезд во Мстёру был вызван необходимостью улучшить логистику. Дело в том, что мама моя поступила учиться в художественную школу. Её сестра отправилась учиться на педагога во Владимир. За всеми нужно было присматривать. Переезд был до моего рождения, так что детство моё связано исключительно со Мстёрой.
— Это и сыграло решающую роль?
— Именно. С малых лет я был рядом с художниками. Носясь по окрестностям, впитывал красоту здешних мест. Потом, я был на хорошем счету у учителя рисования. Ну и мама вариантов не оставила. Мол, поступай после 8 класса в нашу художественную школу, фабрика рекомендации даст. Так и вышло – поступил без проблем.
— Чем особенно запомнилась учёба?
— Директором тогда был Константин Прокофьевич Исаев. И это, конечно, величина – все ученики вспоминают о нём с большой благодарностью. Человек могучей харизмы, очень крупный, мощный, но интеллигентный, с кристально чистыми руками. Мы, замарашки, относились к нему и трепетно, и боязливо, но при этом очень уважительно. Хотелось достойно выглядеть в его глазах. Под стать директору были педагоги — Игорь Дмитриевич Юдин, Игорь Иванович Семин, Николай Григорьевич Дмитриев и другие маститые художники. Они заложили в нас многое.
Ещё годы учёбы памятны тем, что нас не надо было заставлять выбираться на природу и что-то писать. Наблюдаю за сегодняшними ребятами: есть у них в программе пленер, они всем скопом идут на него. Как говорится, от сих до сих. А у нас и предмет такой не значился. Но мы были настолько захвачены желанием быть настоящими художниками, иметь профессиональный этюдник – хотя такой у меня за время учёбы так и не появился, пользовался самодельным ящиком для красок — добиться успехов в выбранном деле. Всё это приводило к тому, что в любое свободное время мы бежали на этюды. Писали Мстёру, Акиньшино, извилины реки Тары, пойму, по весне наполненную таволгой, ароматами черёмухи и мяты…
Равнялись на старших студентов, которые были на короткой ноге с мольбертом, кистью, красками. Они в Москве в художественном салоне настоящие масляные краски покупали, а мы ещё и столицу ни разу в жизни не видели. Да и не хотелось быть хуже ребят, которые приехали учиться во Мстёру из разных концов Советского Союза. Мы же местные, ударить в грязь лицом никак нельзя!
— А потом выпускника Владимира Курчаткина встретила знаменитая фабрика «Пролетарское искусство»…
— Встретила очень радушно. Летом после 3 курса я уже здесь подрабатывал, так что пришёл как к себе домой.
Строго за нами следили и старший мастер, и отдел технического контроля. Потихонечку раскачиваясь, работал. Но это всё пока ещё было написанием копий — не собственных творческих работ. Верно говорят: для того, чтобы стать художником, сперва нужно стать ремесленником. Не познав технику живописи, сложно двигаться дальше. К сожалению, сегодня молодёжь не всегда это понимает. Едва начал что-то делать, а уже большие амбиции. И мы, наверное, в том возрасте казались себе мастерами, только ведь художественный совет быстро осаживал. Думаешь, что новый эскиз чуть ли не на Парижскую выставку надо отправлять, а тебя раз за разом заставляют его дорабатывать, совершенствовать и стиль, и композицию.
Спрашивали с молодёжи строго, халтура не проходила, и на этом мы учились. Стояли за спиной у мэтров, смотрели за каждым их штрихом. Пытались заполучить любую литературу об искусстве, а с ней ведь было тяжело. В итоге росли и постепенно переходили к собственному творчеству.
— Какие сюжеты привлекали лично Вас?
— Сказки и былины, произведения Пушкина. Но, кстати, трудился и над работами, посвящёнными развитию сельского хозяйства, строительству Байкало-Амурской магистрали, деятельности комсомола.
— Художники воспринимали это естественно?
— В принципе, да. Существовало ведь понятие «социальный заказ». Мы не видели в нём плохого.
— Как бы Вы отнеслись к такому социальному заказу сегодня?
— Думаю, автор должен жить в ритме страны. Мне кажется, это правильно. Я был очень ответственным комсомольцем. Сейчас уже, конечно, не комсомолец. Просто патриот, православный человек. Когда оглядываюсь назад, что-то кажется смешным и неправильным, но я благодарен тому времени за то, что из нас старались сделать патриотов. Это и сегодня очень важный вопрос.
— Можно назвать 70-80-е годы прошлого века расцветом мстёрской лаковой миниатюры?
— Конечно, многочисленные медали работы наших мастеров завоёвывали раньше – когда весь мир ещё только узнал искусство Мстёры как явление. Стало понятно, что и у японцев-то такого нет, там другая миниатюра. И вдруг где-то в сердце России-матушки, в небольшом населённом пункте, появляется такое разноцветье.
Но и во второй половине прошлого века фабрика стояла на мощных экономических рельсах, искусство Мстёры ценилось и в стране, и за её пределами.
— Что мог позволить себе купить на зарплату молодой художник?
— Средняя зарплата по фабрике была вполне достойной – 120 рублей. Когда я только пришёл, зарабатывал 60 рублей. Очень хорошие мастера-массовики получали до 160-ти. У «творцов», создающих авторские работы, ещё больше было — и за одну работу могли 160 рублей получить. Так что мы видели перспективу. Занимаясь творчеством, посвящая себя любимому делу, можно было достойно жить.
— Когда фабричное производство, образно говоря, пошло под откос?
— Когда стало плохо в стране в целом. Это середина 90-годов прошлого века. Предприятиям с раздутыми плановыми отделами, массой служащих было очень непросто.
— Говорят, тогда лаковая миниатюра кормила весь посёлок. И учителя, и воспитатели, и швеи писали шкатулки – соответственно, понятного качества.
— Жить как-то надо было… Эти работы и в Москве на каждом углу продавали.
— Как Вы преодолевали непростые годы?
— Были разные периоды. Работал на фабрике, но не в цеху, а «надомником». Потом покинул предприятие. Понимал, что семью с тремя детьми на фабричный заработок не прокормить и надо писать, как тогда говорили, на сторону.
С творческой точки зрения увлёкся портретами в технике лаковой миниатюры. Для Мстёры это не совсем привычный жанр. Он больше характерен для Федоскина, Палеха. Несмотря ни на что, меня тянуло к этому. Моё творчество в данном ракурсе признали. Известный искусствовед Ирина Богуславская из Санкт-Петербурга как-то отметила: «У Вас интересное направление. И чувствуется, что это не Палех, не Федоскино, а именно Мстёра». Весьма воодушевила такая оценка, поэтому я сделал целую серию портретов царей. Писал и Патриарха Алексия, и Виктора Черномырдина. Ему мои работы очень нравились.
А потом я переключился на иконы. Почувствовал, что портреты для меня – пройденный этап. Каких-то высот достиг. Осознал, что лучше этого уже не сделаю. И потом, лик – это тот же портрет, только при его создании применяются иные художественные средства.
— Сегодня Вы продолжаете плотно заниматься иконописью?
— Пришёл к ней в осознанном взрослом возрасте – тогда, когда попал в храм, в 1996 году. Почувствовал, что моё место здесь. С тех пор пою на клиросе, занимаюсь иконописью. Работаю исключительно на заказ. Создаю и масштабные храмовые иконы, и небольшие иконочки – для людей, которые, допустим, просто хотят иметь небольшой образ своего небесного покровителя.
— Сколько времени может уйти на одну работу?
— В среднем – несколько месяцев. Но одну действительно большую икону могу писать и год.
— Удалось ли сберечь мстёрские традиции иконописи?
— Без сомнения. Мстёрская икона – это очень плотное письмо и тончайшая разделка золотом. Многоцветье, изящество подачи фигур и, конечно, пейзаж на иконе. Пейзаж сейчас здорово освоили и многие молодые художники.
В посёлке работают очень достойные мастерские. Они, кстати, помогают начинающим авторам. У состоявшихся художников, как правило, есть круг заказчиков, а вот молодых пока ещё никто не знает. Не отправится же человек на базар, взяв первые работы под мышку. Тут и приходят на помощь мастерские, давая возможность сбыть шкатулки или те же иконы централизованно. Они подвижные, хорошо реагируют на запросы рынка и потребности покупателей. А в итоге мстёрские традиции приумножаются и продолжаются, чему я несказанно рад.
— Сохраняется ли, на Ваш взгляд, у ценителей творчества интерес к мстёрским промыслам?
— Однозначно, причём людям нужны именно качественные авторские работы. Времена, когда можно было написать «подо Мстёру» быстро и дешево, прошли – о них мы поговорили уже. Сегодня люди разбираются в том, что приобретают. Рынок воспитался, его на мякине не проведёшь. Мастерские заинтересованы, чтобы у них работали лучшие художники. Спрос на «штучную работу» сегодня есть.
И опять-таки, сохраняются традиции. Я бы даже сказал, традиции российской иконописи в целом. Хороший автор учится постоянно. А у кого? У самых знаковых и великих мстёрских мастеров. А ведь посёлок наш славится тем, что здесь издревле писали так называемую стильную икону, то есть икону любых стилей – и строгановскую, и старообрядческую, и новгородскую… Посёлок всегда хорошо реагировал на рынок.
— Как Вы относитесь к тенденциям, когда во Мстёре, скажем, расписывают компьютерные мыши или создают другие креативные сувениры?
— Любой рынок не может состоять из одних только сувениров или одних только дорогих масштабных работ. Должно быть и первое, и второе. Мало того, в дореволюционной Мстёре тоже разные иконы писали. Были так называемые листовушки – из-за того, что создавались на тоненькой и дешевой древесине. Зато массово – их и разносили потом мстёрские офени. Но одновременно появлялись уникальные работы – они и сегодня остаются главными экспонатами самых известных музеев.
— Как Вам кажется, какую помощь в сохранении народных художественных промыслов могло бы оказать государство?
— Очень хочется увидеть во Мстёре выставочный центр, где можно сделать постоянную экспозицию промыслов. Он бы ещё сильнее продвигал наши бренды, формируя имидж, и обеспечивал связь с покупателями, коллекционерами. Люди знали бы, что найдут здесь то, что ищут. Если говорить в целом, о федеральном уровне, уместны были бы и какие-то формы госзаказа. А ещё здорово, если бы государство могло финансировать приобретение лучших работ музеями, для потомков. Возможно, это лучшая помощь, какую можно было бы придумать.
— Вас по праву можно назвать человеком многих талантов. Вы поёте, пишете стихи и прозу. Как удаётся настолько гармонично сочетать всё это?
— Наверное, это не самое большое достоинство. Разбрасываюсь. Но просто такая натура. Я пел школьником, студентом. В общем, иду по жизни с песней. Стихи тоже начал писать ещё мальчишкой, в той же художественной школе у нас было что-то наподобие литературной группы. Потом слагал строки любимой, а в последние годы созрел до стихотворного сборника.
— Ещё одно наблюдение: Вы говорите очень много добрых слов в адрес коллег по цеху, известных земляков. Они тоже неизменно отзываются о Вас с уважением. Кажется, что Вы без потерь проносите дружбу сквозь десятилетия.
— Так получается. Конечно, бывало всякое. На моих глазах кто-то ссорился – все же творческие амбициозные люди. Но я, к счастью, сохранил хорошие отношения со всеми художниками. Никому не переходил дорогу, ни с кем ничего не делил.
Когда ты даришь добро, оно к тебе возвращается. Так и стараюсь жить. Возможно, именно поэтому мне везло на хороших людей. Жизнь сложилась, и я считаю себя счастливым человеком. Занимаюсь любимым делом. У меня трое замечательных детей. И чем дальше, тем счастливее, потому что внуков всё больше.
Мы с супругой Альбиной Александровной всегда понимаем друг друга, она поддерживает мои начинания. Только один случай на эту тему. Как-то в 80-е годы прошлого века отправили меня в колбасный рейд в Москву. В кармане – 100 рублей на продукты. Вдруг попадается хороший книжный магазин. Захожу. Внутри ажиотаж — все несутся куда-то с альбомами. Смотрю, а издания-то роскошные, качество печати исключительное. Это итальянское издательство выпустило серию альбомов о художниках.
Занял очередь, а сам думаю, на что денег хватит. Боттичелли – точно нужно брать! Паоло Веронезе, Тициан… Всего около 30 альбомов – глаза разбегаются. Каждый стоит 20 рублей. Ну, думаю, если все деньги спустить, жена точно убьет и есть будет дома нечего. Приобрёл 3 альбома, потратив оставшиеся 40 рублей на еду. Всю обратную дорогу переживал, как буду отчитываться перед супругой. А она, посмотрев на замечательные издания, сказала: «А чего же ты купил только три альбома?». Наверное, всю жизнь буду благодарен любимой за то, что согласилась стать моей женой.
Комментарии