От теории – к практике
А началось все в 1968 году, когда Лев Зубков поступил в Ленинградский гидрометеорологический институт (ЛГМИ) на только что открытый факультет океанологии. Талантливый парень подавал большие надежды, по успеваемости в студенческом потоке был едва ли не первым и, завершив обучение, получил право выбора: служить в армии или отправиться на Северный полюс.
— Я жил только наукой, — рассказывает Лев Иванович, — высказывал идеи, которые нравились руководству института. Вместе с тем, мои познания в области океанологии были, по большей части, теоретическими. А вот гидрофизик Саша Макштас был чистый практик. Он сказал: «Пора тебе, Лева, выбраться в Арктику. Я тебе сделаю приборы, посмотрим все на деле». В Арктику, на станцию «Северный полюс — 23» («СП-23») мы прилетели в октябре 1976 года и пробыли там до мая 1977 года.
По недоступности и суровости условий Арктику тех лет можно было сравнить с космосом. Ледяные острова – плоские айсберги толщиной более двадцати метров – становились для сотрудников полярных станций домом на долгие и долгие месяцы.
— Западные ученые прилетали на льдину на все готовенькое, — вспоминает полярник. – Они руководствовались поговоркой «время — деньги», проводили эксперимент и улетали. Мы же, ученые советские, должны были все привезти с собой (за исключением продуктов), собрать домики и поставить палатки.
Так, я, океанолог, должен был погрузить свою аппаратуру в океан. А как до него добраться? На станции находился сапер, который взрывами «проходил» лед. Получалась прорубь диаметром 15-20 метров, усеянная осколками льда, которые следовало вычерпать сачком.
Просто так работать никто не хотел, нужно было где-то раздобыть и поставить сотрудникам станции спирт. Когда маленький водоем вновь замерзал, в тонком льду делали лунку, над которой устанавливали круглую палатку. Для одного эксперимента требовалось несколько таких лунок. Работа была очень трудоёмкая, и мы полностью выматывались.
Главной целью арктических экспериментов того времени было изучение глобальных атмосферных процессов для более точного долговременного прогнозирования погоды.
«Ценность и своеобразие исследований, которые проводила группа Макштаса, заключаются еще и в том, что теплообмен между океаном и атмосферой они изучают при наличии такого «посредника», как лед, ведут учет «выбросов» тепла при образовании полыней». Так писала газета «Труд» в декабре 1977 года.
Однако, по признанию Льва Зубкова, тот эксперимент не особенно много принес науке:
— В первую экспедицию мы поехали почти неподготовленными, да и приборы были не те. Материал по Арктике остался практически необработанным, я очень мало из него извлек тогда. Объем исследований был колоссальный, но эксперименты ставились не совсем направленно. Полученный материал был очень ценен, но требовал осмысления.
Алёнушка
Зато для самого Льва Ивановича первая арктическая экспедиция значила многое. На «СП-23» он познакомился с Ленкой или, как он ласково ее называл, Алёнушкой – настоящей белой медведицей.
Как писал специальный корреспондент «Труда» Ю. Голубев, пробывший несколько дней на полярной станции, «появление медведицы было эффектное. Сотрудники подняли оглушительную пальбу. Тут-то и сказал свое слово гидрофизик Лёва Зубков. Прилетел он на «СП-23» еще прошлой осенью, с роскошной «шмидтовской» бородой, отпущенной заранее во время отпуска. Он и помирил лагерь с медведицей. Очень просто: принес ей поесть. Через пару недель она уже брала у него пищу из рук, делала по-собачьи стойку и даже позировала с Лёвой в обнимку».
— Несколько лет назад приехал я в свой институт, — говорит Лев Иванович. — Там контрольная система — стою, жду, когда пропустят. А вокруг говорят: «А это тот, который белого медведя съел!». Если животное понимает, что ты Человек с большой буквы, оно тебя никогда есть не будет. Как с собакой, ходил с белой медведицей на торосы, валялся с ней на льду, так она ко мне привязалась. Во второй арктической экспедиции к нам тоже приходил белый медведь, но тот не был другом и запросто мог меня сожрать.
Последняя
экспедиция
Вторую экспедицию на Северный полюс на «СП-30» Лев Зубков совершил в 1989-90-х годах. Собственно, ей и закончилась научная карьера полярника. А в перерыве между экспедициями Лев Иванович бороздил моря и океаны на научно-исследовательском судне «Профессор Визе» Ордена Ленина Арктического и Антарктического института города Ленинград. Романтика романтикой, но, как признается Лев Зубков, на одном довольствии сидеть не хотелось. Плавание – бонус к зарплате и впечатления.
— В 1978 году я совершил плавание на «Профессоре Визе». Вышли мы из Ленинграда в Балтийское море, затем – в Северное море, подошли к Шотландским островам, потом – к Бельгии, прошли вдоль всей Норвегии и вышли в Карское море. До сих пор спрашиваю себя: кто придумал эту экспедицию? Началась она поздней осенью, вода замерзала, а «Профессор Визе» — судно не ледового класса. Как-то ночью мы вмерзли в лед и не могли столкнуть судно – боялись пробить обшивку. Опасных ситуаций было много, причем многие из них мы сами же и создавали. Еще на «СП-23» выходили на полынью, на самый тонкий лед и понимали, что если провалимся, то конец. Совершенно бездумно ради науки рисковали жизнью.
На «СП-30», во время второй экспедиции в Арктику, Льва Зубкова подстерегала опасность другого рода.
— Я был человеком, который объявил голодовку в знак протеста против всего того, что творилось на станции, — говорит Лев Иванович. – У меня произошел конфликт с теми лоботрясами, которых я набрал и которые не хотели работать. В последнюю экспедицию я подобрал программу, но не сумел подобрать нужных людей. Впрочем, в этом только моя вина. На таких высоких широтах человек впервые объявлял голодовку, за что меня вывезли со станции, и эксперимент провалился. Вывезли меня самолетом, потому что прекрасно знали, кто такой Лева Зубков – он любит собак и белых медведей и вообще фанатик…
* * *
… «Любовь моя взойдет над синевой твоей чистотой, не растопит твоих льдов, не омрачит моих снов…». Стихотворение Льва Зубкова еще не дописано, как и Арктика до конца не изучена. А значит, будут новые герои и новые открытия.
Комментарии