В одно из воскресений мне нужно было уехать с утра пораньше во Владимир. Однако 7-часовой рейс из-за поломки автобуса отменили. Предстояло полтора часа дожидаться следующего – в 8-30. Пришлось, как и нескольким другим пассажирам, коротать время на вокзале. Стал мысленно перебирать события прошедшей недели и почувствовал на душе какой-то осадок, природу которого не мог пока определить. Неподалёку от меня на синем пластиковом сиденье съёжился пёстро-серый котёнок, явно кем-то сюда подброшенный. Был он уже большенький, а на вид жалкий и беззащитный.
Наверное, в этот момент я почувствовал, откуда взялся на душе осадок: всю неделю в средствах массовой информации шёл разговор о двух живодёрках, мучивших собак и кошек и выкладывавших в сетях видеосвидетельства своих кровавых расправ над брошенными животными. Интернет-сообщество ужаснулось и требовало немедленного суда и расправы, забыв, что жестокость порождает жестокость. А как же слова Христа: «Не судите, да не судимы будете»? Конечно, память постарается забыть (уже забывает) имена этих двух мучительниц и название города, где это всё происходило, и который они ославили. Вот только осадок в душе останется надолго.
Пока я думал эту невесёлую думу, на сиденье рядом с котёнком поставила сумку невысокая женщина в очках и сказала кому-то, кого я ещё не видел: «Погрей руки, только пыль не обтирай». Слова эти относились к девочке лет пяти-шести в бежевом комбинезончике, в розовой вязаной шапочке с помпоном и в таком же шарфике. Своими маленькими ручками в пёстрых разноцветных перчатках она вела по трубе отопления, иногда сама облокачивалась на неё, – «собирала пыль». И тут она увидела котёнка, подошла к нему, глядя восхищёнными глазами, присела на корточки и начала гладить рукой в разноцветной перчатке: «Мама, посмотри, какой он красивый!». Котёнок сразу почуял в девочке друга, потянулся к ней, к её лицу.
Девочкина мама, как и полагается родителям в таких случаях, предупредила дочку, что котёнок может быть больной, что не надо подставлять лицо. Котёнок не сказать, чтобы имел больной вид, но был очень худ и невзрачен, на тонких ножках и с таким же тонким хвостом. Но девочке он искренне нравился. Она одновременно и любила, и жалела его, как умеют только дети, разговаривала с ним, находя ласковые слова. «Мама, ведь он не бездомный, — рассуждала она вслух, — бездомные коты по улице бродят, а он просто потерялся: сумка расстегнулась, и он выпрыгнул. Забыли посмотреть — он и остался».
Пока девочка разговаривала с котёнком, её мама отлучилась ненадолго, сказав ей, чтобы она не давала тому лезть ей в лицо. Пока её не было, котёнок как раз и начал это делать, залез на девочку и потянулся к её лицу, стараясь ткнуться в него своей мордочкой, обнюхивая и ласкаясь. Но тут вернулась мама девочки, в руке у неё был пакетик с сосисками. Она сняла котёнка с дочки, посадила на пол и, разломив сосиску на несколько кусочков, дала малышу. Тот с жадностью набросился на еду и скоро всё съел. Кто-то из пассажиров разломил на кусочки булочку и тоже дал котёнку, но тот уже не захетел это есть. Он снова прыгнул на пластиковое кресло рядом с девочкой, и она продолжила разговаривать с ним, поглаживая по спинке.
Трудно передать те чувства, которые переполнили моё сердце, да и все, кто наблюдал эту сценку, думаю, тоже не остались к ней безразличны. Удивительное дело, но тот осадок на дне души, который ещё недавно беспокоил меня, исчез, растворился благодаря этой девочке. Мне захотелось её сфотографировать, и, спросив разрешения у её мамы, я сделал снимок. Но ещё больше мне захотелось узнать имя девочки; хотелось, чтобы оно было каким-то особенным. И я не обманулся в своих ожиданиях — мама сказала, что дочку зовут Вероника.
Вероника – имя-то какое! Сразу вспомнилась картина Иеронима Босха «Несение креста»: два разбойника (один из них уже раскаялся), которых ведут на распятие вместе с Христом; злобные лица толпы, жаждущей суда и расправы («Не судите, да не судимы будете»). И только два спокойных лика, сохраняющие человеческое достоинство : Христа, несущего крест на Голгофу, и святой Вероники, согласно апокрифической легенде утёршей своим платом лицо Христа. На картине она смотрит на лик Спасителя, проступивший на этом плате. Имя этой милосердной святой и несёт девочка по жизни, да и, видимо, не напрасно, не случайно.
В это время объявили посадку, и все задвигались. Девочка Вероника попрощалась со своим новым другом и пошла с мамой к выходу, то и дело оглядываясь: «Мамочка, а правда — я молодец?». Зал почти опустел, только пришедшая уже уборщица ворчала, подбирая с пола кусочки булки. «Это котёнка кормили», — объяснил я ей. «Опять подбросили, — сокрушённо вздохнула женщина. — Это всё дачники, у кого дома в деревне куплены. Поживут лето, заведут живность, а потом или оставляют, или подбрасывают. Привезут на машине и оставят. Как осень, жди – подбросят. Ни совести, ни жалости у людей не стало»…
Комментарии