Основоположником революционного движения в России была Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП), основанная в 1898 году в Минске. 1917 год стал переломным для нашей страны. Резкое недовольство либерально-буржуазных кругов единоличной политикой царя, революционное брожение, всеобщее недовольство войной привели к тому, что 23 февраля 1917 года дало старт февральской революции, начавшейся как стихийный порыв народных масс. Основная цель — свержение самодержавия, установление республики. Как итог — отречение царя Николая II от престола и возникновение в России двоевластия: с одной стороны, Временное правительство – орган диктатуры буржуазии; с другой стороны, Совет рабочих и солдатских депутатов — орган народной власти. Одним из последствий февральской революции стала Октябрьская революция под лозунгом «Вся власть Советам!». Обе революции ознаменовали кардинальные перемены в государственном устройстве России: февральская — свержение самодержавия, Октябрьская — установление совершенно новой формы правления — советской власти.
Спустя 100 лет с тех далёких дней для нас будет весьма интересно узнать, как эти события происходили в Вязниках. Сделаем это, основываясь на воспоминаниях двух вязниковцев, оставивших в вязниковской истории более-менее видные следы. Один из них, как было принято в те времена говорить, представитель эксплуататоров, Сергей Иванович Сеньков – владелец крупнейшей льноткацкой мануфактуры «Товарищество С.И. Сенькова». Второй — Григорий Михайлович Полежаев, профессиональный революционер, член РСДРП с 1904 года, председатель Вязниковской меньшевистской организации РСДРП.
С.И. СЕНЬКОВ — вязниковский успешный фабрикант, широко образованный: окончил высшее коммерческое учебное заведение в Москве, знал несколько языков (свободно владел французским, говорил на немецком), понимал толк в русской литературе и искусстве, не был чужд идеям меценатства и общественного блага; юность его не обошлась без влияния народнических идей. После февральской революции, падения монархии, Октябрьского переворота и в дальнейшем С.И. Сеньков становится свидетелем происходящего в стране. Трезво оценивая ситуацию, проявив удивительное чутьё, он сумеет избежать неминуемой репрессии. Утвердившись в окончательном решении об опасности пребывания в Советской России, в 1924 г. он легально выезжает в Германию, затем в Италию «по состоянию здоровья». Ему пришлось пожертвовать многим – состоянием, семьёй, Родиной. Однако от советского гражданства Сеньков не отказывается. Живя в Италии, размышляя над переменами в России, критически их оценивая, он пытается понять причины сползания России в революционную пучину и произошедшие перемены. Свои размышления Сергей Иванович записывает в дневнике. Читая тот, можно видеть, что со страниц встаёт образ внимательного очевидца, с горечью наблюдавшего разрушение прежнего русского уклада новой властью.
…«Писать раньше не представлялось возможным. Начавшийся с октября террор и связанные с ним всяческие насилия лишали возможности писать что-либо… В моих воспоминаниях о жизни в России я остановился на начале революционного движения в 1917 году.
Весь 1917 год и половину 1918 года я проживал в Вязниках. Результаты победы большевиков в Петербурге и Москве в октябре 1917 года медленно ползли в провинцию. Прошла вся зима 1918 года, и до наступления весны существенных перемен в вязниковской жизни не замечалось. Всем казалось, что это всё кратковременно. Брали для сравнения французские революции, и по ним строили догадки, забывая при этом, что у нас не было в наличности той силы, которая помогла французам прекратить тот произвол, который всегда является спутником революционного движения».
…«Так тянулось в Вязниках время до весны 1918 года. Рабочие начали предъявлять уже большие требования.
Следует сказать, что с начала революции, ещё до большевистского переворота, существовали в провинции исполнительные комитеты. Первыми были выбраны я, Демидов А.В. и конторщик нашей фабрики Березин. Таким образом, я оказался по большинству голосов председателем этого учреждения»…
«Но революция не ждала. Оставленные на местах по распоряжению Временного правительства головы и председатели продержались недолго.
Городскою главою вместо Елизарова В.В., просидевшего на этом месте 40 лет, был избран Глотов — эсер, недавно вернувшийся по амнистии из Сибири.
Этот Глотов, человек очень смирный, служивший в конторе товарищества С.И. Сенькова, совершенно был непригоден на такую должность, да ещё в революционное время, но у партии, представляющей в городской думе большинство, не нашлось более пригодного.
Председателем в собрании думы был избран Вилков. Вилков, бывший учитель в сельской начальной школе, также был неопытным в ведении городских собраний, поступая большей частью не так, как полагалось по декретам Временного правительства, но под диктовку эсеров.
Заседания городской думы были курьёзны, доминирующей партией были эсдеки. Руководство гласными, принадлежащими к этой партии большей частью рабочими местных фабрик, принадлежало члену новой управы Калачёвой. Чтобы партийцы по неопытности и безграмотству не напроказили при разрешении какого-либо вопроса, Калачёва обыкновенно поступала таким порядком: как только ставился председателем какой-либо вопрос на разрешение гласных, Калачёва просила председателя сделать перерыв и уводила за собой товарищей по партии в отдельную комнату, где делала им предложение поступать с разрешением поставленного вопроса известным порядком, которому партийцы уже подчинялись.
Трудно сказать, каких результатов дождался бы город от нового самоуправления — лучших или худших против дореволюционного времени, если бы пришедшие очень скоро на смену большевики не прекратили бы работы гласных»…
«С наступлением весны 1918 года положение изменилось. Когда в Москве после большевистского восстания власть перешла к ним, провинция жила ещё по-прежнему. Большевистская власть туда ещё не докатилась, хотя уже чувствовалась наступающая перемена. Всего больше это сказывалось в настроении рабочих, которых новая столичная власть осведомила о своей программе. Фабрики рабочим, землю крестьянам! Двух этих обещаний достаточно, чтобы те и другие признали эту власть».
«…Летом 1918 года, после покушения на Ленина, когда повсюду начали брать заложников из бывшей буржуазии, не желая подвергнуться такой же участи, я поспешил из Вязников уехать в Москву. Уехал я совсем легально, заручившись командировкою от фабричного комитета нашего национализированного товарищества, в котором всё ещё состоял директором».
«Летом 1920 года я поехал в Нижний Новгород и поступил на службу в Нижегородское отделение Главрыбы разъездным агентом. Это давало мне возможность повидать мою семью, которая во время революции проживала в Вязниках в моём доме, не подвергаясь ещё изгнанию, которое совершилось позднее. Семью я не видал два года; она проживала внизу моего дома в Ярополче, так как верх был уже занят рисовальной школой; повсюду чувствовалось запустение. Сад около дома был в беспорядке — деревья плодовые были обглоданы козами и погибли. В доме грязь, поломанные уборные. Обычная картина национализированных домов».
В 1924 году Сергей Иванович уезжает в Италию. Его дети уже были взрослыми, и он уехал без них вместе со своей третьей женой, Анной Филипповной. Позднее дочери Лидия и Людмила приедут к нему.
Прибыв в Милан, через некоторое время он перебирается в Сан-Ремо, но вскоре по желанию жены переезжает в Рапалло. В Сан-Ремо находилась русская церковь, которую он посещал и где встречал своих соотечественников.
«Я знаю моих соотечественников только по коротким встречам… От них я не слышу жалоб, и если по временам во время церковной службы в русской церкви или где-либо в русском ресторане при звуках старой песни вижу слёзы моего соотечественника, то знаю — это не из-за сожаления над личной утратой, а из-за воспоминаний и тоски по Родине…. Я не хотел бы знакомиться с ними, потому что я боюсь растревожить старые раны моего сердца, раны трудно заживаемой тоски по Родине».
В Италии С.И. Сеньков проживёт десять лет. Последние годы Сергей Иванович провёл в одиночестве. Его супруга ушла к другому. В записях всё чаще звучат ностальгическая нотка, воспоминания о России, Москве.
«Я вспомнил, какое впечатление произвела на меня Москва, когда я увидел её, подъезжая шоссейной дорогой в летнее утро. Такой картины забыть нельзя. Златые главы храмов блистали на солнце, дома не теснились, между ними пестрели сады. Смотря на эту картину, вспоминаешь строфы из «Евгения Онегина»:
«Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!».
Последняя запись в дневнике датирована июнем 1933 года.
В 1934 году вязниковский фабрикант скончался. До последних дней своей жизни Сергей Иванович оставался гражданином РСФСР. В последних его записях звучит вопрос, волновавший его все эти годы:
«Чем же кончится наш век —
Радостью ль? Кручиной?
Знать не может человек —
Знает бог единый!».
Этот материал несёт в себе взгляд фабриканта С.И. Сенькова и его осмысление происходивших тогда событий. Видению революционера Г.М. Полежаева будет посвящена следующая публикация цикла.
Комментарии