Цвет России
Лидия Владимировна — так звали монахиню в мирской жизни — родилась в Новосибирской области и почти полвека прожила в Сибири. Её папа — одарённый и известный скрипач, дирижёр симфонического оркестра главного театра Новосибирска Владимир Петрович Скрипников. А по воскресеньям — регент церковного хора.
— Папа был очень талантливым и добрым человеком. Он перекормил, наверное, всех нищих большого города. А в 1937 году за ним пришли… — голос матушки начинает дрожать, когда она делится событиями, что произошли ещё до её рождения. — Позднее мама Екатерина Петровна рассказывала мне, маленькой девочке, что в те времена за людьми, связанными с церковью, приходили и днём, и ночью. Просто выбивали двери и уводили человека. Но поступить так с папой постеснялись — его знал весь Новосибирск. Отца караулили возле театра. Он вышел из здания после большого концерта, а его — под руки и под арест. Спустя какое-то время чекист позвонил маме: мол, придите и заберите скрипку вашего мужа.
Екатерина Петровна подошла к зданию, где держали арестованных. Народу — тьма, и многие стоят с передачками. Супругу Владимира Петровича попросили подождать в одном из кабинетов.
— Спустя несколько минут туда привели папу. Он по-прежнему был в своём сером костюме. Высокий. Красивый. Пока следователь ходил за скрипкой, папа успел шепнуть маме: «Знала бы ты, кто здесь сидит, — цвет России!». Мама в тот момент была беременна. Папа попросил назвать девочку Лидой, его любимым женским именем…
Больше родные Владимира Петровича не видели. Десятилетия спустя они узнали, что он был расстрелян в августе 1937-го… Лида родилась спустя несколько месяцев.
«Ты больше не увидишь бомбёжек»
Только в 1956 году семье объявили, что Владимир Скрипников реабилитирован. Предложили познакомиться с документами.
Но до этого момента Лидии, как и многим другим людям в то время, удалось прочувствовать и ощутить на себе контрасты жизни. Тогда, в 1937-м, у семьи Скрипниковых отобрали квартиру.
— Мама оказалась на улице с грудным ребёнком на руках. Она решилась поехать на Украину, под Донецк, — рассказывает собеседница. – Потом началась война. Помню, как мы сидели в подвалах. Первые немецкие солдаты нас, кстати, не трогали — по сути, мальчишки по городу шли. Но потом начались и расстрелы, и насилие… Голод, разруха. В 1941 году нас эвакуировали — истощённых ребятишек, детей войны, на носилках вывозили в Одессу. Никогда не забуду, как уже в тылу врач склонился надо мной и спросил у сопровождающих, откуда прибыл ребёнок. А потом встал на колени и говорит: «Ты больше не увидишь, деточка моя родная, войны и бомбёжек. Всё будет хорошо! Ты будешь видеть мир и солнце».
Измождённую Лиду поместили в палату для умирающих. Медики выхаживали её, девочка постепенно восстанавливалась. Спустя два месяца к Лиде приехала мама — и не узнала дочь.
— Настолько была я бодрой, краснощёкой, улыбающейся… Я стояла перед мамой и держала в руках бутерброд с маслом и шпротами — для неё. Тот момент навсегда отпечатался в памяти.
После окончания Великой Отечественной войны жизнь постепенно налаживалась. На Украине Лидия окончила школу — она до сих пор вспоминает, как на переменах ученики не носились по коридору, а целыми классами пели военные песни.
С аттестатом на руках выпускница вернулась в Сибирь. Там вышла замуж за талантливого молодого учёного Георгия Цейклина. У Цейклиных родились дочь Ира и сын Андрюша.
В Иркутске Лидия Владимировна получила профессию преподавателя истории. Около тридцати лет проработала методистом-инспектором, контролируя образовательный процесс в школах Братска, Ангарска, Усть-Илимска и других городов. Потом её назначили директором одной из иркутских школ.
— Оценили профессионализм и отношение ко мне земляков. Меня знали. Вела не только педсоветы, но и концерты, праздники. Выходила на сцену в ярких платьях, — рассказывает матушка. — В семье нашей тоже было ладно и спокойно. С супругом — потрясающим человеком, который всем помогал и по ночам делал студентам дипломы — мы прожили вместе 40 лет. Он постоянно носил меня на руках, называл «Счастенькой»… Очень любил меня, что и говорить.
В жизни есть место чуду
Но в 1997 году в судьбе Лидии Цейклиной произошел ещё один крутой поворот. Она решила посвятить себя Богу.
Об уходе в монастырь монахиня Александра говорит так:
— Просто было открытие на сердце. Я сказала коллегам, что уйду в монастырь, когда завершится учебный год. Все переживали и плакали, но… Знаете, в России есть старцы, которые видят людей насквозь. Я написала одному из них, Иерониму, что хочу уйти в монастырь. Его трогательное письмо храню до сих пор. Он ответил, что «коль сокровенность утрачена, постарайтесь теперь умиротворить всех». Но одновременно благословил на главное решение моей жизни.
Матушка вспоминает, что грустили все, кто её знал. Тяжело воспринял решение и супруг. Очень переживали повзрослевшие дети, но Лидия Владимировна была непоколебима. Она очень попросила близких понять, что жить в миру ей невыносимо; что её зовёт Бог.
— Удивительное дело. Меня очень тянуло в Иерусалим. И тот старец при личной встрече сразу отправил меня туда. Так и сказал ангельским голосом: «Будешь там». Но я не особо верила. Дело в том, что обычно это делается через высшее духовенство. Настоятельница Горненского монастыря, что в Иерусалиме, звонит Патриарху и говорит, что ей, допустим, нужна монахиня. Здесь, в России, ищут подходящего достойного человека. И вот спустя какое-то время приезжаю я в Москву, иду в канцелярию для оформления документов для поездки. Там сначала думали, что я отправляюсь на святую землю как паломница. А я объяснила, что хочу остаться в монастыре. Протянула характеристику на себя от моего духовника. Мне восхищённо ответили: «Вот это характеристика!». Москва тут же вызывает Палестину. Палестина — Иерусалим. А там говорят: «Мы забираем её к себе». Женщина, которая отправляла меня, потом призналась, что это первый подобный случай в её практике.
В Иерусалиме монахиня пробыла около 4 месяцев — начались военные действия, и ей было наказано вернуться в Россию. Но, говорит матушка, даже этого короткого срока достаточно, чтобы святые места навсегда остались в душе.
— Паломников всегда приводят туда, где стоит Гроб Господень. Там длинный коридор и много комнат с обеих сторон. Однажды вместе с паломниками я попала в одну из комнаток, внутри которой стояла небольшая тумбочка. Экскурсовод предложила каждому приложить ухо к столешнице. Дескать, человек вдруг может услышать, как бьют Иисуса, но бывает такое очень-очень редко. Я приложилась. И представляете, услышала звук плети. Ужасно она свистела… Видимо, я должна была побывать в Иерусалиме и услышать это.
В России матушку сразу направили в Арзамас, где она провела пять лет. Затем один год возглавляла в Подмосковье православную гимназию и была благословлена на переезд в город Струнино Владимирской области. Семь лет её жизни прошли там.
Говоря об этом времени, монахиня Александра уверяет: в жизни всегда есть место добру, свету и ещё как минимум двум вещам.
Во-первых, чудесам.
— В Струнино я, скажем так, была старшей сестрой и благочинной подворья при монастыре. Как-то ко мне подошла маленькая девочка. Рассказала, что во сне к ней обратилась Богоматерь и попросила поднять икону, которая находится под часовней. Честно говоря, я растерялась. Рассказала об этом священникам, но на тот момент мы не предприняли каких-то действий. Минул год. Однажды после вечерней службы люди бегут к храму и кричат, что мне нужно как можно быстрее идти к калитке подворья. Подхожу. За калиткой — мужчина, держащий в руках большую икону размером примерно метр на полтора. Икона серая, грязная, мокрая — почти ничего не видно. Мне помогли занести её в храм. Позднее икону отреставрировали. Оказалось, что она пролежала в земле двести лет. И нашли её под часовней — как и говорила девочка. Это поистине стало ещё одним чудом в моей жизни…
Во-вторых, в жизни есть место творчеству.
— Музыка и поэзия окружали меня всегда — и в мирской жизни, и в монашестве. Помню, как вместе с воспитанниками воскресной школы часто выступала на торжествах в День Победы. Мы постоянно устраивали яркие концерты, — рассказывает монахиня Александра.
Впрочем, повторюсь, о творческих гранях натуры матушки уже знают многие читатели «Маяка».
Счастливый человек
В одном материале тяжело описать жизненный путь монахини Александры. Но никак не пройти мимо ещё одного значимого для неё события. До того, как оказаться в Вязниковском районе, матушка на некоторое время возвращалась в родной Новосибирск, где проводила экскурсии по местам массовых расстрелов.
— Была я и в архиве правоохранительных органов. Помню, что там меня встретила следователь. Она принесла папку с делом моего отца и сказала: «Конечно, вы имеете право познакомиться с делом, но я не советую вам даже брать его в руки. В бумагах — страшные вещи». Я последовала совету женщины, которой, чувствовалось, было меня очень жалко…
И вот — Вязники. Теперь матушка находится при Крестовоздвиженском храме и уже стала директором картины (и инициатором проекта) об этой церкви. Фильм «Крестовоздвиженский храм и его жемчужина» получил положительные отклики. Матушка одухотворённо говорит и о других творческих задумках — с некоторыми из них вязниковцы смогут познакомиться позже.
— Я искренне могу назвать себя счастливым человеком. В жизни было много ярких моментов. На моём пути встречалось немало людей, которые ко мне тепло относились. Да и вообще вокруг нас много добрых людей, — говорит матушка. — Много участия, милосердия и света. Я благодарю за это Бога.
Люди, хорошо знающие монахиню Александру, добавляют: «Она сама каждый день старается нести в мир добро и видит в повседневности те светлые вещи, на которые мы уже не обращаем внимания».
Просто такой человек.
Комментарии