Оловянные солдатики и самосвал

С самого раннего детства нас окружают игрушки. Для каждого возраста они свои. Сейчас их очень много: от простеньких пластмассовых, до сложных, на батарейках, с дистанционным управлением машинок. Не успевает ребенок полюбить одну вещь, как ему покупают другую. Плохо это или хорошо, не берусь судить: другой век, другие возможности.
В пору нашего детства покупных игрушек было куда как меньше. Вспоминаются еще тряпичные куклы, которыми играли наши маленькие сверстницы, нарисовав им химическим карандашом глаза с длинными ресницами, брови, носик, ротик.
Несколько лет назад в нашем историко-художественном музее была ретроспективная выставка детских игрушек. Готовила её Вера Сергеевна Соловьева. Она попросила жителей своего дома в центре города о помощи. Соседи «поскребли по сусекам», посмотрели в сараях и на антресолях — кое-что нашлось. Ведь у многих рука не поднимается выбросить любимые игрушки детей, внуков, а то и свои — слишком многое с ними связано.
Помнится, первое, что я увидел на выставке — железный самосвал. Точно такой же у меня был в детстве: кабина с открывающимися дверками, с сиденьем и рулем; рукоятка – заводить мотор, другая – поднимать кузов. Сколько песку было перевезено на этом самосвале в нашей песочнице у сирени в палисаднике! Второй моей машиной, к слову, была гоночная. Она заводилась ключом. Игрушку привезли родственники из Москвы. У нее был синий обтекаемый корпус в форме кабриолета, на колесах — резиновые покрышки, на сиденье можно было посадить пластилинового гонщика.
Еще одна детская привязанность – оловянные солдатики. Их я выканючивал в магазине у мамы. Вижу себя как будто со стороны: стою перед стеклянной витриной нашего ГУМа и с вожделением смотрю на оловянного знаменосца. «У тебя же есть солдатики», — говорит мама. «Такого не-е-ет», — тяну я. И вот мое небольшое оловянное войско пополняется знаменосцем. Это пехота, а кавалеристы все были из пластилина, сидели на деревянных шахматных конях, с шашками наголо. Шашки аккуратно вытесывались из спичек.
Изредка в наши руки попадали игрушки, выменянные у старьевщика на тряпье. Он проезжал по улице на лошади, запряженной в телегу, кричал: «Старье берем!». Ему несли старое тряпье, а он взамен давал то расписной мячик на резинке, то шарик-пищалку, то глиняную птичку-свисток. Но свистки мы в основном делали сами — вырезали их из веточек липы или черемухи. Пистолеты тоже мастерили, выпиливая их из подходящей доски. А из покупного «огнестрельного оружия» помню деревянный автомат ППШ, с круглым магазином и рукояткой на боку: крутишь ее, и автомат трещит. Это было здорово, и в войну мы играли много и до самозабвения.
Когда я немного подрос, мама подарила мне на День рождения конструктор, за что я ей очень благодарен. Из легких алюминиевых деталей можно было с помощью винтиков, гаек, ключа и отвертки собрать все, что угодно: от простой тележки на четырех колесах до трактора и башенного крана с веревочками-тросами и крюком.
Были в доме также одна-две настольные игры. Кидаешь кубик, передвигаешь фишку на выпавшее число ходов. Можешь попасть на кружочек — кажется, он был красным, — где пропускается ход. Помню, как на большом листе однажды «нарисовал свою такую же игру: «Путешествие Одиссея». Игроки попадали к циклопу, на остров нимфы Калипсо, проплывали между Сциллой и Харибдой. Финиш был на острове Итака, Родине Одиссея.
Были настольные игры, в которые играли дети и взрослые, особенно зимними вечерами. Это прежде всего лото. Из мешочка доставались бочонки с цифрами. У некоторых были свои особенные названия: 11 — «барабанные палочки», 77 — «топорики», 80 — «бабка», 90 — «дед». Впрочем, такие названия сохранились и до сегодняшних дней.