-Газету «Маяк» читают во Владимире — и это здорово. Прекрасно, что уроженцы Вязников, некогда покинувшие малую Родину и обосновавшиеся за пределами района, хотят быть в курсе событий, происходящих на родной земле. К нам в редакцию обратилась жительница города Владимира Ирина Крестова, которая пожелала рассказать нам о своем дедушке, участнике войны. Вот её рассказ.
— Мой дед, Константин Иванович Кожевин, 1913 года рождения, по национальности коми-пермяк, уроженец села Кременкуль Кременкульского района Челябинской области, до войны работал на железнодорожной станции Лопарево Костромской области путевым обходчиком. Был среднего роста, но широк в плечах, коренаст. Семья жила в железнодорожной будке, именно этот адрес «Костромская область, Галичский район, Будка 525 км.» дед Константин указал в военкомате для сообщений родным и близким, если что…
В совместном гражданском браке родились четверо детей, один из которых умер в раннем младенчестве. Моя мама Валентина не помнила, кто это был, мальчик или девочка, но только помнила, что «отец сколотил маленький гробик, положили в него ребеночка, и вместе с матерью, на саночках, повезли его на кладбище, где и похоронили».
-Моя мама, Валентина, была старшей из детей, она родилась 10 марта 1935 года. Спустя два года родилась сестра Нина, а в марте 1941 года- младший брат Евгений. Дед был очень работящим и заботливым. Мама вспоминала, как во время работы, в перерыв, прибегал домой, брал или «морды» (плел их долгими зимними вечерами) и шел ставить на речку, или силки — и в лес, ставить на «зайцей». Нанашивал много грибов, бруснику мочили кадками. Летом засаживали огород. Место под огород было в низинке и каждое лето по периметру огорода рыли траншею, чтобы в ней скапливалась излишняя вода. Так заботами и хлопотами жила семья до того самого проклятого дня- 22 июня 1941 года.
-В первый день войны дед получил повестку явиться в Галичский военкомат и 23 июня уже был погружен вместе с сельчанами в эшелон и отправлен, а куда — пока не знал и сам. Семья получила одно-единственное письмо, написанное дедом. В нем он указал, что находится на фронте на Полоцко-Невельском направлении. Это письмо пришло 28 августа 1941 года. А потом была полная тишина — ни писем, ни похоронок. В конце года бабка Татьяна получила из вонкомата извещение, что с 1 октября 1941 года её муж, Кожевин Константин Иванович, считается без вести пропавшим. После получения этого известия бабка Татьяна пыталась его разыскивать через военкомат, делала запросы в Министерство обороны. Однажды «умные люди» сказали, что война есть война, может в плен попал, а может и того хуже — перебежал. Мало ли чего не бывает на войне? Как бы на семье не отразилось, годы раскулачивания и репрессий народом были не забыты. И всё, ни пенсии, ни пособий, ни признания вдовой. Как растила детей — одному Богу известно. Мама вспоминала, что в войну было голодно. Ей в 41-м исполнилось 6 лет. Мать уходила на работу, а она, самая старшая, шла на станцию, прицеплялась к вагону и так, на подножке, уезжала за десятки километров, ходила по селам и деревням сбирать кто что подаст. Вернувшись домой, варила из муки мешанку без соли и сахара, пихала её в рот младшему Жене, который был жутким рахитом. «А он не ест, выпихивает ложку…» Дядя Женя до своей смерти звал маму нянькой, любил её и всегда говорил, что если бы не она, то ему бы не выжить. Зимой Женя сильно заболел, глотку сковала скарлатина. В деревне кто-то дал ложку меда, ребенка удалось выходить. Чтобы дети совсем не погибли, бабка Татьяна отдала их в детский дом, там детей плохо ли, хорошо ли, но кормили. Мама сбежала домой. А дома есть было совсем нечего. Полегче стало в 1942-м году, когда «на севера» стали выселять чеченцев во избежание их подчинения немцам. На станции Лопарево построили бараки с нарами. Туда и привозили мужчин-чеченцев на лесоразработки. Мама вспоминала, что это были высокие и здоровые мужики, а может ей, маленькой, это казалось. Многие были с золотыми зубами. Кто выходил на работу — кормили. Бабку Татьяну как раз и поставили кашеварить. Мама вспоминала, что бабку уважали, готовила чисто и уважительно относилась к людям. Еду им раскладывали в консервные банки. Бабке Татьяне из уважения натаскивали шпал (ими топили печку в сторожке), распиливали их. «Мать скажет мне, когда прийти, я прибегу с кастрюлькой, она мне киселя или еще чего нальет, я домой, младших кормить»- вспоминала мама. Образование у мамы – 3 класса начальной школы. Учиться было некогда, надо было за детьми глядеть, а хотелось очень. «Как убегу в школу-от матери попадет». Писали на чистых полосах газет или книг, тетрадей в помине не было.
-До 1960 года бабка Татьяна жила в том самом домике, из которого проводила на фронт мужа. Теплилась надежда: может в плен попал и сейчас живет за границей, может семья другая, но только был бы жив. А когда стало понятно, что ждать уже некого, бабка Татьяна со средней Ниной, уже взрослой к тому времени, уехали в Оренбургскую область к моим родителям работать в зерносовхозе, образованном на целинной земле.
-И лишь спустя многие десятилетия, в самом конце 2017 года на сайте «Мемориал» появилась информация о моем дедушке, из которой мы узнали, что в те первые июньские военные дни эшелон прибыл в Великие Луки. Там формировался Московский медсанбат, к нему и приписали деда Константина санитаром. Далее, их отправили на фронт. Вероятнее всего, дед попал в окружение, в так называемый «Невельский мешок». Ни о каком плене и речи идти не могло. Из рассекреченных и опубликованных карт военного времени видно, как немец наступал сплошной стеной по всему западному фронту. Страшные бои, окружения и гибель. Горько, что мы не знаем, где именно, в каком месте могила нашего родственника. Кожевин Константин Иванович занесен в Книгу Памяти Костромской области. Вот так, благодаря работникам Галичского военкомата, бережно сохранившим учетные книги и документы военной поры, мы узнали пусть не полную, но ценную для нас информацию о дорогом нам человеке.
| Подготовила Юлия Павлова |
Комментарии